Процессуальный терроризм против экстремизма?

2 октября журналист из Нижнего Новгорода Ирина Славина совершила самосожжение у здания главного управления МВД по региону. Последней записью журналистки в соцсетях было «Прошу винить в моей смерти Российскую Федерацию».

3 октября две постоянные комиссии СПЧ — по свободе информации и правам журналистов и по гражданским свободам и гражданской активности в связи с самоубийством главного редактора KozaPress Ирины Славиной в Нижнем Новгороде приняли Заявление.

Самосожжение произошло вскоре после проведения у Славиной обыска, с которым практически все средства массовой информации и связывают этот акт суицида. Сегодня, спустя неделю после этого трагического случая, когда немного улеглись эмоции, я <Е.Н. Мысловский — прим. ред.> хочу подойти к этой проблеме немного с другой стороны.

Мы можем делать сколько угодно заявлений, но что это даст? То, что Славина была психически не совсем здорова сомнения не вызывает, но по-моему, мы должны говорить о психическом состоянии нынешних следователей и их руководителей. Они развращены полной безнаказанностью за свои «психологические трюки» по отношению не только к обвиняемым, но и к свидетелям. Обыск у Славиной — один из этих трюков, причём явно произведённый с согласия руководства следотдела и судебного решения, без которых невозможно производство этого действия: надо было получить согласие на участие бойцов силового сопровождения ( а это достаточно сложно, тем более, что речь идёт не об организованной бандгруппе, а об интеллектуальном преступлении и от  фигурантов этого дела вряд ли можно было ожидать силового сопротивления). Надо было организовать и собрать группу на выезд в 5 часов утра, чтобы к 6 утра быть на объекте; надо было организовать транспорт. Всё это выходит за рамки организационных возможностей следователя и возможно только с согласия его руководства. Но насколько были нужны эти «хлопоты»?  

Давая им оценку по данному конкретному делу мы можем с уверенностью говорить о том, что тут действовали по принципу: «сила есть, ума не надо…» А «безумие» следователя объясняется лишь одним — им всё сходит с рук. Далеко не случайно самые первые заявления со стороны СК области были направлены на отрицание какой-либо связи обыска с самоубийством. Однако, даже поверхнстное ознакомление с первичными процессуальными документами показало, что в данном случае было явное «усердие не по разуму». Самое первое впечатление: полная необоснованность принятия решения о производстве обыска – единственным основанием для этого являлась не внятная справка Центра «Э». Одновременно с обыском у Славиной были проведены аналогичные следственные действия ещё у шестерых граждан, причём, как оказалось, четверо из них вообще не были знакомы друг с другом. После скандала с самосожжением Славиной вся изъятая у неё оргтехника (за исключением сотового телефона) тут же была возвращена родственикам, поскольку не содержала интересующую следствие информацию. Так ради чего десяток вооружённых собровцев ломились в 6 часов утра в квартиру, где явно не ожидалось какого-либо сопротивления, тем более вооружённого? О чём думал следователь, когда шёл в суд за дачей разрешения на производстве обыска в жилище? О чём думал руководитель Центра «Э» когда подписывал соответствующую справку в качестве основания для обыска?

Вот здесь мы и подходим к основному вопросу – а для чего вообще создавалась в недрах Министерства внутренних дел это самое подразделение по предупреждению экстремизма, т.е. Центр «Э»? Давайте посмотрим в Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» от 25.07.2002 N 114-ФЗ. Там прямо говорится, что «Настоящим Федеральным законом в целях защиты прав и свобод человека и гражданина, основ конституционного строя, обеспечения целостности и безопасности Российской Федерации определяются правовые и организационные основы противодействия экстремистской деятельности, устанавливается ответственность за ее осуществление.

Статья 1. Основные понятия

Для целей настоящего Федерального закона применяются следующие основные понятия:

1. Экстремистская деятельность (экстремизм):

насильственное изменение основ конституционного строя и (или) нарушение территориальной целостности Российской Федерации (в том числе отчуждение части территории Российской Федерации), за исключением делимитации, демаркации, редемаркации Государственной границы Российской Федерации с сопредельными государствами;

публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;

пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;

воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;

использование нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо атрибутики или символики экстремистских организаций, за исключением случаев использования нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения, либо атрибутики или символики экстремистских организаций, при которых формируется негативное отношение к идеологии нацизма и экстремизма и отсутствуют признаки пропаганды или оправдания нацистской и экстремистской идеологии;

публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;

публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;

организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;

финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг;

2. Экстремистская организация — общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности;

3. Экстремистские материалы — предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистской рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство, либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожение какой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы;

4. Символика экстремистской организации — символика, описание которой содержится в учредительных документах организации, в отношении которой по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности.

Ни одна из этих дефиниций не подходит к Славиной.

Она была (в единственном числе) и учредителем, и главным редактором и корреспондентом интернет газеты. Может быть, её издание носило экстремистский характер? Ни одно из действий Славиной – ни в её журналистских материалах, ни в её физических поступках, не относятся к определению экстремизма, данному в законе. И уже по одному этому она не могла быть фигурантом оперативной разработки Центра «Э». Что же касается круга её знакомых, то мало ли с кем может быть знакома журналистка, выступающая с критикой конкретных недостатков?

Если считать, что в основе экстремистской деятельности лежит некая интеллектуальная составляющая, то и противостоять ей должны интеллектуалы, а не собровцы в бронежилетах. Так чем же должны были заниматься оперативники этого высоко интеллектуального подразделения?

Давайте опять заглянем в Закон (основные положения выделены мною):

Статья 2. Основные принципы противодействия экстремистской деятельности

Противодействие экстремистской деятельности основывается на следующих принципах:
признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, а равно законных интересов организаций;
законность;
гласность;
приоритет обеспечения безопасности Российской Федерации;
приоритет мер, направленных на предупреждение экстремистской деятельности;
сотрудничество государства с общественными и религиозными объединениями, иными организациями, гражданами в противодействии экстремистской деятельности;
неотвратимость наказания за осуществление экстремистской деятельности.

Статья 3. Основные направления противодействия экстремистской деятельности.

Противодействие экстремистской деятельности осуществляется по следующим основным направлениям:
принятие профилактических мер, направленных на предупреждение экстремистской деятельности, в том числе на выявление и последующее устранение причин и условий, способствующих осуществлению экстремистской деятельности;
выявление, предупреждение и пресечение экстремистской деятельности общественных и религиозных объединений, иных организаций, физических лиц.

Статья 5. Профилактика экстремистской деятельности

В целях противодействия экстремистской деятельности федеральные органы государственной власти, органы государственной власти субъектов Российской Федерации, органы местного самоуправления в пределах своей компетенции в приоритетном порядке осуществляют профилактические, в том числе воспитательные, пропагандистские, меры, направленные на предупреждение экстремистской деятельности.

Увы, никакого интеллектуального противостояния своим интеллектуальным противникам в деятельности сотрудников этих центров по всей России почему-то не наблюдается (явно забыт опыт работы бывшего 5 Управления КГБ СССР). По крайней мере, почти ничего неизвестно о применении на практике мер, предусмотренных статьями 6, 8, 11 этого закона. (Статья 6. Объявление предостережения о недопустимости осуществления экстремистской деятельности; Статья 8. Предупреждение о недопустимости распространения экстремистских материалов через средство массовой информации и осуществления им экстремистской деятельности; Статья 11. Ответственность средств массовой информации за распространение экстремистских материалов и осуществление экстремистской деятельности; Статья 12. Недопущение использования сетей связи общего пользования для осуществления экстремистской деятельности и т.д.).
Мне могут возразить, мол Ирина Славина не обвинялась в экстремизме, и более того, проходила лишь свидетелем по делу, возбуждённому по ст. 284.1 УК РФ «Осуществление деятельности на территории Российской Федерации иностранной или международной неправительственной организации, в отношении которой принято решение о признании нежелательной на территории Российской Федерации ее деятельности». Но…тем более, что понятие «нежелательной деятельности» в уголовном кодексе не раскрывается, эту статью можно условно считать «усечённой» антиэкстремистской. Однако и она подразумевает под собою некую интеллектуальную составляющую. Так причём же здесь СОБР и, тем более, при визите к свидетелю? Можно же было вызвать к следователю предполагаемого свидетеля, как и положено, повесткой, допросить его. В случае нужды попросить его добровольно показать содержимое его компьютера, а на случай возможного отказа, заготовить судебное решение о наложении ареста на информационные ресурсы, которые фактически являются материалами охраняемой законом о тайне частной переписки, и уже на основании этого решения, произвести выемку компьютерной информации. Может быть, современные следователи не знакомы с подобной технологией проведения следственных действий? А могут быть и иные мотивы…Честно говоря, не хочется думать об этих «других» мотивах. Но всё-таки приходится их рассмотреть. Получение доказательств по такого рода «интеллектуальным делам» дело сложное. Здесь нужно уметь слушать, самому говорить и убеждать, то есть допрашивая фактически заниматься контрпропагандой. Гораздо проще прибегнуть к методам, хорошо себя зарекомендовавшим в борьбе с общеуголовной преступностью. Эти методы тоже хорошо известны и, если отбросить в сторону их политическую составляющую, то звучат они так: действия, совершаемые для достижения своих целей с использованием насилия посредством принуждения отдельных граждан или их групп к совершению тех или иных действий во избежание реализации угроз по отношению к определённым лицам и группам, эта такая форма насилия, которая заключается в намеренном игнорировании норм права и морали и выражается в насилии, носящее системный, наступательный и массовый характер с целью нагнетания страха на объект воздействия для достижения публичных и социальных целей, ставящие своей целью в первую очередь, внушить страх. В уголовной практике именно такое определение получил политический терроризм. Если же опустить политическую составляющую этого определения, то мы должны признать, что наши следователи пришли к терроризму процессуальному. Вот и нынешние сотрудники центров «Э» вместо интеллектуальной борьбы взяли на вооружение процессуальный терроризм. Может быть пора остановиться?

Е.Мысловский