Итоги ряда изменений УПК РФ депутатами Госдумы ФС РФ по инициативе Верховного суда РФ. Или … о чём член СПЧ Е.Н. Мысловский не сумел рассказать В.В.Путину на встрече 09.12.21 г., но передал текст доклада

От редакции:

Ниже публикуем информационный материал, который Мысловский Е.Н. хотел довести до сведения Президента РФ. В силу затянувшейся встречи Президента РФ с членами СПЧ это не произошло. Но текст доклада был передан в соответствующему управлению в Администрации Президента РФ, курирующему СПЧ. Видео общения Мысловского Е.Н. с Президентом России В.В. Путиным в прошлом, 2020 году, можно увидеть здесь.

Сегодня я хочу затронуть тему недоброкачественных уголовно-процессуальных законов, отягчённым ещё и недоброкачественным их исполнением.

На прошлой встрече вы упрекнули меня в том, что я якобы привожу единичные примеры неправосудных приговоров. Так вот, я хочу проинформировать Вас о том, что сегодня в Интернете на сайте петиций весит адресованная на ваше имя петиция, которую подписали более чем 13 тысяч человек, считающих, что в отношении них допущен следственно-судебный произвол. Именно для них и нужен внешний сторож, о котором я говорил на нашей прошлой встрече…

Но сейчас я хочу ещё раз обратить ваше внимание на проблему, о которой вы уже ранее говорили на встрече с судьями в Верховном Суде России – о досудебных договорах. В этой сфере мы имеем на сегодня уникальную ситуацию.

Когда политики говорят о международной несправедливости, то часто употребляют выражение «двойные стандарты», подчёркивая тем самым разность оценок одних и тех же действий для «своих» (себя любимых!) и «чужих» («это же другое!»). Да, двойные стандарты осложняют жизнь целым народам, а как быть если в родной стране в такой весьма чувствительной к справедливости сфере, как правосудие, существуют не двойные, а тройные стандарты оценок? Можно ли вы таких условиях говорить о действенности конституционной нормы о том, что все равны перед законом и судом?

Речь в данном случае пойдёт не о разных подходах прокурорско-судейских чинов к применению закона, а об узаконенном неравенстве участников уголовного процесса – о существующем порядке особого судебного производства.

Сначала немного из истории уголовного сыска Российской империи.

Более трёхсот лет назад Петром Первым была учреждена Канцелярия тайных дел, почти аналог нашего нынешнего Следственного комитета — независимая ни от кого, кроме государя структура,¹ расследующая преступления против личности и государства. Вернулась она в наше время чтобы побороть и покарать коррупцию, поскольку уже не только в народе, но и даже в высших кругах всё громче звучит вопрос: » Где посадки?»

А как боролись с государственными преступлениями триста лет назад и в чём ныне разница? А ни в чём…Как триста лет назад, так и сегодня, для того чтобы отправить на скамью подсудимых взяточника необходим элементарный…донос. В современном российском обиходе термин «донос» имеет явный негативный оттенок, вызванный былой практикой использования его властями как Российской империи, так и советской державы. Однако столь осуждаемое общественным мнением явление оказывается в той же мере необходимым, несмотря на радикальную смену политического устройства государств и правовых систем. Именно донос на самого себя лёг в основу особого порядка судебного рассмотрения уголовных дел.

Его смысл в том, что если обвиняемый признает свою вину, то судебное разбирательство проводится без рассмотрения доказательств. Это в свою очередь облегчает работу прокурорам и судьям и экономит бюджет. Взамен обвиняемый получает наказание гораздо мягче, чем мог бы получить в обычном порядке судебного разбирательства.

Так и появился сначала «двойной стандарт» правосудия — то есть процессуальный институт особого порядка был разработан и включен в УПК просто для того, чтобы побудить обвиняемого признать вину с выгодой для себя в виде получения меньшего наказания, но при этом лишиться возможности обжаловать приговор по доводам о невиновности (ст. 317 УПК РФ). Тут сработал всемирный закон физики – если где-то что-то убудет, то в другом месте это непременно прибудет.

При чем прокурор и потерпевший дают своеобразное «разрешение» суду на рассмотрение дела в особом порядке, поскольку без их согласия ходатайство обвиняемого не будет удовлетворено (п. 3 ч. 2 ст. 314 УПК РФ).

Первоначальная редакция статьи 314 УПК РФ (Основания применения особого порядка принятия судебного решения) предусматривала особый порядок по преступлениям небольшой и средней тяжести.

Федеральный закон от 04.07.2003 № 92-ФЗ дополнил ст. 314 УПК РФ разрешением применять особый порядок при обвинении и по тяжким преступлениям.

Этот порядок, облегчающий жизнь как следователям, так и судьям, настолько понравился правоприменителям, что они продавили и ещё одно нововведение — в УПК 12 лет назад (глава 40.1 введена Федеральным законом от 29.06.2009 N 141-ФЗ) появился Особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве, т.е. появился третий стандарт осуществления правосудия. Так в юридическом слэнге появился ещё один термин – «досудебка».

И это тоже понравилось правоприменителям – не надо ломать голову над собиранием доказательств. Однако этого показалось мало и Федеральным законом от 03.07.2016 № 322-ФЗ была введена часть 5 в ст. 317.4 УПК РФ, установив, что обвиняемому недостаточно изобличить только себя для заключения «досудебки». Он теперь обязан изобличить либо соучастников, либо лиц виновных в других преступлениях. Таким образом вновь открылась дверь для широкого появления доносов ( в самом худшем смысле этого слова!).

Ещё раз обратимся к истории вопроса. В начале восемнадцатого века в любом городе, в любом приказе к любому дьяку мог подойти человек и сказать: «Слово и дело государево» — и вот в дело вступали «специалисты» Тайной канцелярии и следствие велось, кнутом и дыбой. Существовал целый свод правил (аналог нынешнего уголовно-процессуального кодекса), который предусматривал, между прочим, и ряд, если можно так выразиться, «процессуальных гарантий» для избежания оговора.

Одна из таких норм дошла до нас в пословице : «Доносчику — первый кнут». Смысл этого правила сводился к следующему : если обвиненный не признавал сразу же все пункты доноса, то такой донос рассматривался как ложный и допросу «с пристрастием» подвергался автор доноса. Именно он должен был под пыткой доказать обоснованность собственных обвинений и если это ему удавалось, то только после этого оговоренное им лицо превращалось в обвиняемого. Практический смысл этой правовой нормы очевиден — она страховала от напрасных оговоров и заставляла доносителя считаться с реальной угрозой собственному здоровью.

Историки российского сыска хорошо знают ставшую почти мифической фигуру Ваньки Каина, вора, разбойника и вымогателя, который являлся, по современной терминологии, агентом полиции и использовал свою близость с чинами розыска для сведения личных счётов с неугодными и вымогательства имущества. Известно так же и чем закончился его тяжкий труд на ниве доносительства:

«…Прибыл из Петербурга в Москву генерал-полицмейстер Татищев, принявшийся энергично наводить порядок. Взялся он и за дело Каина. Ваньку посадили в погреб, но он закричал «слово и дело». Оказалось, однако,что никакого государственного преступления он не знал, а кричал боясь умереть в сыром погребе. Его по обычаю высекли плетьми…»²

А потом ему вырвали ноздри и отправили на вечную каторгу. Царское правосудие не терпело лжедоносительства.

Прошли века, а метод борьбы с должностными преступлениями и взяточниками не изменился – по-прежнему для изобличения мздоимца необходим донос. И по-прежнему государство не любит лжедоносчиков. Изменились лишь процессуальные гарантии – вместо кнута, заявителя (термин доносчик как-то принял столь отрицательный характер у народа, что его предпочитают в официальном следственном делопроизводстве не употреблять) предупреждают об уголовной ответственности.

Есть у доноса и достаточно важная для общества функция: являясь одним из факторов проявления заботы об общественном благе, он открывает для любого гражданина возможность сотрудничать с государством. Власть же имеет возможность получать информацию, которую не может получить иным способом, да еще бесплатно, и возможность контролировать не только умонастроения населения, но и своих же чиновников, выявлять криминальные факты. Так называемая на правоохранительном слэнге «оперативная информация» во многом базируется на доносах. Естественно, использование подобного универсального средства породило и проблемы в виде анонимных и ложных доносов, вызванные личной корыстью. Донос стал проверенным средством сведения счетов и оружием политической борьбы. Таким образом, исторически сложилось, что рядом с доносами истинными всегда существовали, намного превышая их по количеству, «ложные изветы».

Однако, как говорят политологи, «окно Овертона» открылось и это окно превратилось в крышку ящика Пандоры. Еще в 2009 году при введении в УПК института досудебного соглашения о сотрудничестве государство пошло еще дальше, разрешив принять особый порядок судопроизводства в данном случае не только по тяжким преступлениям, но и по особо тяжким, за которые предусмотрено, на минуточку, в том числе и пожизненное лишение свободы. Цель введения данного процессуального института была откровенно указана в пояснительной записке к соответствующему законопроекту: «предусмотреть возможность заключения досудебного соглашения о сотрудничестве с лицом, которое готово изобличить не только соучастников, но и иных лиц, совершивших преступления, которые не связаны с инкриминируемым ему деянием».

И в XVII веке, и в более поздние времена, вплоть до нашего вполне цивилизованного и грамотного времени, источниками ложных доносов были прежде всего самые неблагонадежные члены общества, которым грозило наказание за какие-либо преступления, чтоб таким образом избежать наказания за свои криминальные «делишки». В 1724 году царь приказал «в службу не ставить» доносы тех, кто сам уже «обличен в преступлении», поскольку данная информация появлялась «не от доброжелательства, но избывая вины». Но все же такие доносы следовало рассматривать, и по розыску виновным и самому доносчику надлежало воздать, «чему будут достойны». Однако другой указ того же года предписывал: если доносители сами окажутся в чем виновны, то наказания над ними не исполнять «прежде решения тех дел, о чем доносят», и уже тогда «по оном решении чинить, чего достойны».³ Таким образом царь стимулировал доносительство даже криминальных лиц.

Не всегда можно понять побудившие к доносу причины; однако не подлежит сомнению, что чаще всего это было стремление попавшихся на неблаговидном поступке избегнуть жестокого наказания. Человек, который умышленно совершил тяжкое или особо тяжкое преступление, имеет соответствующие характеристики его морально-нравственных качеств, которые находятся на крайне низком уровне, что с большой долей вероятности, как мы видим из практики, может повлечь его согласие оговорить невиновного человека, лишь бы самому получить какую-то выгоду.

Эта криминальная психология также давно известна: в манифесте от 21 февраля 1762 года в который раз подчеркивалось, что «все в воровстве, смертоубийстве и других смертных преступлениях пойманные, осужденные и в ссылке, также на каторги посланные колодники ни о каких делах доносителями быть не могут». Государство уже в то время сознательно жертвовало интересами полицейского розыска в интересах правосудия, дабы не привлекать к ответственности возможно невиновных лиц. Ведь привлечённому за совершение тяжкого преступления лицу очень сложно удержаться от соблазна хоть каким-то путем избежать огромного срока лишения свободы, чтобы, например, по сегодняшним меркам, получить 13 лет колонии вместо 23 лет или пожизненного за два заказных убийства.

Во все времена за параграфами законов о доносах стояли конкретные люди со своими представлениями, чувствами, переживаниями. Именно поэтому предавалось так много внимания выяснению мотивов доносителя. Не всегда можно понять побудившие к доносу причины; однако не подлежит сомнению, что чаще всего это было стремление попавшихся на неблаговидном поступке избегнуть наказания. В ряде случаев доносителем двигали сплав неуемного честолюбия и страстного желания любыми способами отыграться за свою неудавшуюся жизнь, «достать» богатого и знатного соседа, избежать возврата какого-либо имущественного долга, наконец простое желание «подсидеть» более успешного сослуживца и достигалось это обычной, а иногда и изощренной ложью, клеветой, ссылками на мнимых свидетелей и несуществующие улики.

Но у нас почему-то забыли об этих исторических уроках. Хотели как лучше, а получилось как всегда…

То есть «досудебка», которая замысливалась как простой инструмент, который в руках честных и порядочных следователя и прокурора, является прекрасным орудием защиты общества от преступлений и изобличения большего количества преступников, чем можно было бы изобличить и наказать без этого инструмента. Но этот инструмент попал в руки деструктивно настроенных следователя и прокурора, живущих по потребительским шаблонам, использующих этот инструмент в корыстных, ошибочно понимаемых служебных или иных личных интересах, что и повлекло цунами неправосудных уголовных преследований невиновных людей. Времена менялись, а нравы оставались прежними…

И это ужасно, потому что такой подход превратился в тенденцию. То есть опять сработал пресловутый человеческий фактор. К сожалению, это тоже не единичные факты. Эти факты я приводил в своей книге «Судебный произвол-2: как назначают виновным». Никто из следственно-судебных властей на эти примеры не отреагировал. Сегодня я хочу привести ещё два свежих примера. Один из них трагический — связка «досудебки» с судьбою человека, взявшего на себя обязанности «разоблачителя» третьих лиц. Пример совсем свежий. 14 октября 2021 года из окна здания Главного следственного управления МВД РФ по г. Москва выпал и разбился насмерть бывший юрист Военно-строительного управления Москвы Валерий Кулиш. В этот день он должен был давать показания, изобличающие ряд лиц в якобы совершённых ими убийствах с целью передела бывших объектов Минобороны.

Валерий Кулиш был фигурантом уголовного дела о мошенничестве, связанном с хищением объектов недвижимости компании «Ворсма». У него это была не первая «ходка» — по первому делу он получил сначала 12 лет лишения свободы за хищения, а позже наказание смягчили до 5,5 года. В настоящее время он вновь был привлечён к уголовной ответственности , но находился под домашним арестом в связи с заключением досудебного соглашения. Следствие вели сотрудники московской полиции, а оперативным сопровождением занимались офицеры управления ФСБ по Москве и Московской области.

Примерно за месяц до этого Кулиш был доставлен в один из районных судов г. Москвы где слушалось дело по обвинению гр-на Исаева по весьма спорному обвинению в присвоении им чужой собственности (квартиры) в принадлежащем его фирме доме-общежитии. Оперативное сопровождение этого дела так же осуществлялось сотрудниками УФСБ по г. Москве и Московской области Обвинение рассыпалось на глазах и для его спасения и был доставлен в суд в качестве свидетеля Валерий Кулиш. Судья явно пыталась не допустить огласки заинтересованности оперативников ФСБ и поэтому в допросе был применён термин – «люди инициировавшие доставление Кулиша в суд». Как бы его не готовили к этому допросу, но в суде он был вынужден признать, что по делу Исаева он ничего конкретного не знает, что показания даёт постольку, поскольку обязан это делать по условиям досудебного соглашения и в рамках полученных им указаний. Если перевести его 2-х часовой лепет на обычный язык, то Кулиш признал, что вынужден оговаривать Исаева.

И вот через месяц, когда его привезли для проведения очередной очной ставки по другому делу с лицом, которого он должен был оговорить в причастности к совершению трёх убийств, нервы Кулиша не выдержали и он «вышел из дела» через окно. А в СМИ появились сообщения, что все якобы убитые, оказались живыми и ныне здравствующими людьми. А уже 15 октября сразу несколько СМИ и телеграм-каналов сообщили об увольнении после гибели Валерия Кулиша начальника десятого отдела следственной части ГСУ МВД по Москве Антона Панкова, руководившего расследованием этого дела. Проводилась ли проверка в УФСБ по г. Москве и Московской области, естественно, в прессе не сообщалось.

Истинной скрытой причиной заинтересованности оперативников и следователей в таком принуждении в массовом порядке является то, что судья в этом случае не проводит в общем порядке исследование и оценку доказательств, собранных по уголовному делу, и анализ доказательств и их оценка судьей в приговоре не отражаются (ч.ч. 5 и 8 ст. 316 УПК РФ), но зато обвинительный приговор нельзя будет в дальнейшем обжаловать по вопросам невиновности, то есть подсудимый априори лишается возможности быть оправданным, так как его вина, по факту, не и проверяется вовсе. Вот на этом и забазировалсь пресловутая «стабильность судебной практики».

Так, мало того, что обвиняемые признавали свою вину, но еще нередко в качестве дополнительного требования к обвиняемому звучало требование изобличить и других лиц, которые совершили совместно с ним не только данное, но и любое другое преступление. Отказ выполнить это условие мог повлечь возражение прокурора против особого порядка со всеми вытекающими из этого последствиями. Таким образом обязательство оговора становилось крепкой веревкой, привязывающей «досудебщика» к обвинению. А в качестве своеобразного бонуса для доносчика было предусмотрено не привлечение его к уголовной ответственности за дачу заведомо ложного доноса.

Второй пример касается привлечения к уголовной ответственности якобы за получение взятки в крупном размере бывшего заместителя губернатора Владимирской области Рената Чагаева, о котором на днях с подачи Следственного комитета по Владимирской области радостно сообщили многие средства массовой информации. На момент инкриминируемых деяний Чагаев с 20 сентября 2016 г. по 06 ноября 2018 г. работал заместителем губернатора Владимирской области по строительству.

«Разоблачение» Чагаева произошло 24.03.2021 г. и началось с заявления о явке с повинной жителя г. Рязани Тюнина Владимира Васильевича. Обстоятельства появления этого заявления следствием умалчиваются, но анализ показывает следующие характерные детали. Протокол составляет в г. Рязани ст. оперуполномоченный УФСБ по Владимирской области капитан Кашутин Д.С. – «…В 2018 году я за общее покровительство и предоставление интересов моей организации АОЛ»РНРУ» на территории Владимирской области дал взятку в размере 1 (одного) миллиона заместителю губернатора Владимирской области Чагаеву Р.Б., через директора ГБУВО «Облстройзаказчик» Бояринова А.В…» — каким образом родилось это заявление, его мотив — непонятно, особенно учитывая, что заявление принимает в Рязани оперативный сотрудник ФСБ из Владимирской области. Отсюда можно сделать вывод о том, что о добровольности данного заявления можно говорить весьма условно. По всей видимости оперативники приехали к нему с информацией, полученной от Бояринова, который к этому времени уже несколько месяцев находился под стражей. Как показало дальнейшее знакомство с материалами дела оба «заявителя» заключили досудебное соглашение по своим уголовным делам. Но об этом почему-то в материалах дела Чагаева не упоминается. Ни по одному из этих дел – ни в отношении Бояринова, ни в отношении Тюнина Чагаев не проходит даже в качестве свидетеля. Таким образом, мы имеем «третье лицо», которое в данном случае должно выступит в роли «козла отпущения» грехов Бояринова и Тюнина. Я не буду сейчас подробно анализировать дело Чагаева, а обращу внимание лишь на отдельные, наиболее яркие обстоятельства доносов. Тюнин никогда лично с Чагаевым не встречался и никаких предложений от него о передаче ему денег не получал. От имени Чагаева его «совращал» Бояринов ( на юридическом языке это называется подстрекательством к даче взятки и, если даже допустить, что впоследствии Бояринов передал эти деньги Чагаеву, то он совершил два самостоятельных преступления – подстрекательство и посредничество во взяточничестве. Запомните эти мелочи.) На этом первый эпизод взяточничества Чагаева и заканчивается. Но посмотрим как ведёт себя на очной ставке с Чагаевым его изобличитель Бояринов: «… Следуя достигнутой с Чагаевым договорённости в период с 2018 по 2019 годы за покровительство мне в служебной деятельности и в качестве взяток от предпринимателей я передал Чагаеву более 6 миллионов рублей…» Но вернёмся к реальной действительности – Чагаев работал заместителем губернатора до сентября 2018 года. В этом месте следователь и должен был поставить точку в допросе. Но войдя в азарт этой мелочи следователь и не заметил… А дело, вылупившееся из «судебного договорняка покатилось своим чередой. В постановлении о заключении под стражу Чагаева в обеспечении обоснованности ареста следователь делу придаёт социально-политический аспект: «…Связанный с этим большой общественный резонанс и особая общественная значимость, обусловлена тем, что Чагаев Р.Б., в момент совершения преступления являлся заместителем Губернатора Владимирской области по строительству, курировал работу значимых направлений развития области, в том числе в социальной сфере, своими действиями посягнул на нормальное функционирование органов государственной власти Владимирской области, дискредитируя государственные институты в глазах представителей коммерческих структур и населения в целом….» (А в связи с чем произошёл большой общественный резонанс и в чём он выразился? Кто предал гласности факт задержания Чагаева? Особенно, если учесть, что этот факт был выявлен три года спустя? Извините за выражение, но сами же «отпиарились», создали общественное мнение по явно не расследованному делу, а потом стали ссылаться на это, как на основание для ареста.) Затем в обоснование ареста следует утверждение: «…находясь на свободе Чагаев Р.Б. примет меры к уничтожению доказательств, в том числе относящихся к иным фактам преступной деятельности, до настоящего времени следствием не обнаруженных и не изъятых, окажет давление на свидетелей и соучастников, с которыми знаком лично и знает об их местонахождении, с целью изменения данных ими показаний. К настоящему времени часть свидетелей не допрошена, устанавливаются иные факты преступной деятельности Чагаева Р.Б….» Итак, следователь заранее «назначил» Чагаева «привычным» преступником, преступления которого не выявлены, вина которого в совершении других преступлений не установлена, но возможно когда-нибудь будет выявлена! При этом как-то игнорируется тот факт, что Чагаев к этому времени уже три года не проживал и не работал во Владимире и уже по одному этому обстоятельству не мог принять мены к уничтожению доказательств. Обращает на себя внимание, что в постановлении не раскрываются результаты обыска и наложения ареста на имущество Чагаева, что свидетельствует об отсутствии характерных для коррупционеров «излишков» имущества, которыми можно было подтвердить шикарный образ жизни, свидетельствующих о нетрудовых доходах. В течение трёх месяцев не даёт никакой компрометирующей информации областное ФСБ, хотя по логике вещей именно они заинтересованы в реализации этого своего оперативного проекта. Почему-то ускользает от внимания следователя показания Бояринова о том, что Чагаев отказался делать что-либо незаконное в пользу Тюнина. В тоже время, фактически Чагаев ничего не делал и законного в пользу взяткодателя Тюнина — к выигранному им конкурсу он никакого отношения не имел, деньги якобы получил спустя 6 месяцев после подписания контракта, ни до контракта, ни впоследствии с взяткодателем ни разу не встречался и ни каких действий по его покровительству не осуществлял. Другими словами – элементы взяточничества полностью отсутствуют. Но зато есть «досудебный договорняк» и его надо исполнять.

Однако, следственная машина продолжала катиться по назначенной дороге. Помните, Бояринов утверждал, что менее чем за год передал Чагаеву в виде взяток 6 млн. руб., но у следователей как-то не получилось найти источник этих 6 миллионов и тогда решили остановиться на 650 тысяч рублей, которые Бояринов якобы передал Чагаеву от себя лично за личное «благоволение». Таким образом, за Бояриновым стало числится ещё одно – третье преступление, совершённое им совместно с Чагаевым – дача крупной взятки. А теперь давайте посмотрим на отсутствующий в деле Чагаева ещё один очень важный процессуальный документ – приговор от 19 августа 2021 года Ленинского районного суда г. Владимира (председательствующий Каюшкин Д.А.), которым признано, что: «… По условиям досудебного соглашения Бояринов А.В. обязался давать подробные достоверные показания о фактах своей преступной деятельности, как на следствии, так и в суде, а также дать полные подробные показания, изобличающие иных лиц в получении взяток в особо крупном размере.

В судебном заседании исследованы характер и пределы содействия подсудимого следствию; значение сотрудничества с подсудимым для раскрытия и расследования преступления, изобличения и уголовного преследования других соучастников преступления, а также преступления и уголовные дела, обнаруженные и возбужденные в результате сотрудничества с подсудимым.

Установлено, что Бояринов А.В. в ходе расследования настоящего дела дал подробные последовательные показания о своей преступной деятельности, а также о деятельности других лиц, в отношении которых уголовные дела выделены в отдельное производство…

Кроме того, в результате сотрудничества с Бояриновым А.В. возбуждены уголовные дела о фактах получения взяток иным лицом.

Изложенное убедительно свидетельствует о реальности сотрудничества, оказанного содействия расследованию и изобличению иных лиц со стороны подсудимого.

Таким образом, подсудимым выполнены взятые на себя обязательства и соблюдены все условия заключенного с ним досудебного соглашения о сотрудничестве…» А далее в приговоре указано, что Бояринов совершил всего два преступления (и ни одного совместно с Чагаевым и Тюниным!) – «… В тоже время, Бояринов А.В. совершил два умышленных преступления против интересов государственной власти, одно средней тяжести и одно особо тяжкое, которые представляют высокую степень общественной опасности, поскольку посягают на основы государственной власти, нарушают нормальную управленческую деятельность государственных органов, подрывают их авторитет, деформируя правосознание граждан, а также (по ст.290 УК РФ) создавая представление о возможности удовлетворения личных интересов путем подкупа должностных лиц.

Принимая во внимание изложенное, а также общественную опасность и тяжесть совершенных Бояриновым А.В. преступлений… БОЯРИНОВА А. В. признать виновным в совершении преступлений, предусмотренных ч.1 ст.285, ч.6 ст.290 УК РФ, по которым назначить ему наказание:

— по ч.1 ст.285 УК РФ – в виде лишения свободы на срок 1 год;

— по ч.6 ст.290 УК РФ – в виде лишения свободы на срок 2 года 6 месяцев со штрафом в размере трехкратной суммы взятки, то есть в размере 12300000 рублей, с лишением права занимать должности в государственных учреждениях, связанные с осуществлением организационно-распорядительных и административно-хозяйственных полномочий на срок 4 года.

В соответствии с ч.ч.3, 4 ст.69 УК РФ по совокупности преступлений путем частичного сложения назначенных Бояринову А.В. наказаний назначить Бояринову А.В. окончательное наказание в виде лишения свободы на срок 3 года с отбыванием в исправительной колонии строгого режима, со штрафом в трехкратном размере суммы взятки, то есть в размере 12300000 рублей, с лишением права занимать должности в государственных учреждениях, связанные с осуществлением организационно-распорядительных и административно-хозяйственных полномочий на срок 4 года…»

Итак, основанием для индульгенции за все грехи Бояринова явился его маловразумительный донос на Рената Чагаева о якобы совершённым ими совместными преступлениями, но за который сам доносчик прочему-то оказался не привлечённым к ответственности.

Подобные случаи, когда «досудебный договорняк» использовалось некоторыми представителями стороны обвинения в личных незаконных целях, то есть когда особый порядок предоставлялся только в случае, если обвиняемый даст заведомо ложные показания против человека, на которого укажет представитель стороны обвинения, вот эти случаи как раз и всколыхнули юридическое сообщество нашей страны.

В конце концов это возмущение дошло и до Президенте и с его подачи Верховным Судом был внесён законопроект об изменении порядка особого рассмотрения дел.

Ещё в прошлом году Федеральный закон от 20.07.2020 № 224-ФЗ⁴ внес в ч. 1 ст. 314 УПК РФ изменения, исключив из нее возможность особого порядка разбирательства по тяжким преступлениям. (Правда при принятии этого закона законодатели почему-то забыли, что в уголовном существует два порядка особого рассмотрения и в законе упомянули лишь первый вариант, хотя обсуждалась именно проблема досудебного соглашения). Одним словом, хотели как лучше, а получилось как всегда…Парадокс – «сдавать» на «упрощёнку правосудия» самого себя за совершение тяжкого преступления нельзя, а «сдавать других» — пожалуйста!

Причем этот ФЗ касался в большой части данного изменения и незначительного изменения (если говорить в отношении нашей сегодняшней темы) в ст. 316 УПК РФ, что говорит о значимости данного вопроса для жизни россиян, которые сталкивались с уголовным преследованием.

Поэтому опасность «досудебки» усугубляется еще и тем, что положения настоящей главы не применяются, если содействие подозреваемого или обвиняемого следствию заключалось лишь в сообщении сведений о его собственном участии в преступной деятельности (ч. 4 т. 317.6 УПК РФ). А что делать обвиняемому по особо тяжкому преступлению, если он совершил его в одиночку или ему неизвестно об иных преступлениях, но одновременно ему нестерпимо хочется смягчить себе наказание любыми способами?

Однако, согласно ст.ст. 317.6 и 317.7 УПК РФ, суд не обязан проверять обоснованность обвинения и правдивость сообщенных «досудебником» сведений, а проверяет лишь полноту выполнения условий досудебного соглашения. Это очень тонкий момент, который сильно снижает судебный контроль и сводит на «нет» правосудие, подменяя его формализмом и необходимостью проверки лишь соблюдения процессуальных правил.

Таким образом, на лицо официальное допущение государства не соблюдать со стороны судов конституционные принципы независимости, объективности и беспристрастности судей, а равно понижение уровня гарантий прав и законных интересов участников судебного разбирательства.

Вот такая практика и превратила в принципе разумное «досудебное соглашение о сотрудничестве» в «досудебный договорняк».

Отсюда следуют два предложения:

Такая порочная правоприменительная практика должна быть прекращена в корне и все приговоры, в основу которых положены «судебные договорняки» должны быть пересмотрены. Юридическая общественность надеется, что Президент даст Верховному Суду, депутатам поручение ещё раз вернуться к рассмотрению этой проблемы.

---

1^ Посмотрите п.3 ст.1 Закона о Следственном комитете Российской Федерации и вы обнаружите указание на то, что работой этого учреждения руководит Президент России.